Ее называли самой красивой женщиной XV века, она была расточительной, но помогала бедным, одевалась вызывающе, но выглядела невинной. А в историю Агнесса Сорель вошла как первая официально признанная фаворитка короля Франции, которая смогла стать не только постоянной любовницей Карла VII, но и подругой его жены, королевы Марии Анжуйской...

Встречу Агнессы Сорель с королем организовала, как ни странно, его теща. Она часто устраивала фрейлин при дворе, а когда они становились любовницами знатных вельмож, Иоланта получала нужную информацию и держала все под своим контролем. Влиять на короля с помощью дочери у нее не получалось, и она нашла более изощренный способ - нашла с этой целью ему любовницу.

Карл VII, увидев девушку, сразу же пошел на приступ, но она от него сбежала. Король был увлечен не на шутку, и его настойчивость вскоре была вознаграждена. Уже через несколько месяцев все при дворе говорили о том, что король влюблен.

Любовница французского короля Агнесса Сорель

Карл VII настолько потерял голову, что готов был выполнить любое желание Агнессы Сорель. Чтобы доказать серьезность своих чувств, он провозгласил ее официальной фавориткой.

Отныне вассалы были обязаны оказывать ей королевские почести, она принимала участие в политической жизни двора, королевский казначей выплачивал ей необходимые суммы, а их с королем дети получали родовые титулы Валуа. В подарок от короля Агнесса получила замок Боте-сюр-Марн и титул Дамы де Боте.

Жан Фуке изобразил Агнессу в образе Мадонны с младенцем

Агнесса быстро привыкла жить на широкую ногу. Она позволяла себе смелые по тем временам эксперименты с внешним видом. Шлейфы ее платьев достигали 5 метров, священники называли их «хвосты дьявола». Она начала носить бриллианты, хотя до тех пор их ношение некоронованными особами было недопустимо.

Придворных шокировали ее экстравагантные платья, облегающие фигуру, с асимметричным декольте, полностью обнажавшим одну грудь. Королева была в гневе, но быстро сменила гнев на милость, решив стать подругой для любовницы мужа. Мария дарила сопернице драгоценности и наряды, они вместе гуляли и ездили на охоту.

Король Франции Карл VII

Дерзкое поведение фаворитки и ее официальный статус у многих вызывали негодование. Так, архиепископ дез Урсен указывал королю на расточительность его любовницы и ее откровенные наряды, он говорил, что дамы при дворе стали напоминать «выставленных для продажи крашеных ослиц».

В ответ Карл с вызовом заявил: «Если у Прекрасной Дамы будут платья, расшитые золотом, у нее будет хорошее настроение. Если у нее будет хорошее настроение, у меня тоже будет хорошее настроение. Если у меня будет хорошее настроение, хорошее настроение будет у всей Франции. Стало быть, у Франции есть прямая нужда в прекрасных платьях ».

Первая в истории Франции официальная фаворитка короля

Агнесса не могла не замечать растущего негодования в свой адрес. Она стала помогать больным и калекам, жертвовать бедным огромные суммы. Постоянная нищета, хозяйничающие на французских землях англичане и бездействие короля вызывали негодование народа. И тогда Агнесса, не без влияния Иоланты, убедила Карла VII возобновить войну против англичан.

Трусоватому и слабовольному королю, в детстве прозванному матерью «гусенышем», фаворитка смогла внушить мысль о его храбрости. Так Карл стал Победителем. Победоносное завершение Столетней войны праздновали уже без нее - Агнесса умерла за 3 года до этого.

Гробница Агнессы Сорель

Карл был убежден в том, что Агнессу отравили, и он оказался прав. Проведенная в наши дни экспертиза подтвердила высокое содержание ртути в останках фаворитки. Возможно, это было непредумышленное отравление - в те времена ртуть добавляли в косметику и лекарственные препараты.

Агнессу Сорель как образец заботы об интересах страны позже ставили в пример всем влиятельным фавориткам французских королей, в том числе Франсуазе д"Обинье - фаворитке и тайной жене Людовика ХIV.

Она родилась во французском городке Фроманто, по одним данным, в 1409 году, по другим, что больше похоже на правду, в 1422. По протекции родственников в 1440 или 1441 году получила место фрейлины при дворе Изабеллы Лотарингской, супруги короля Рене Анжуйского. Однако герцогиня Изабелла отправилась в длительное путешествие по Италии, оставив юную Агнессу под опекой своей матери королевы Иоланды, тещи короля Карла VII. Иоланда, заметив ум и необычайную привлекательность девушки, скорее всего, сразу же задумала использовать ее в своих целях. И Агнесса, которую вскоре будут считать самой красивой женщиной ХV века, была представлена к королевскому двору…

Пепельного цвета волосы, голубые глаза, очаровательный рот, совершенная грудь – от всего этого великолепия король Карл пришел в восхищение. На вопрос, как ее имя, фрейлина ответила просто: «Я дочь Жана Соре, зовут меня Агнесса Сорель».

Вскоре о любовной связи короля и прекрасной дамы из Фроманто стало известно всему двору. Одна королева ни о чем не ведала. Но однажды вечером Мария Анжуйская встретила фаворитку короля, прогуливавшуюся по одному из коридоров дворца с обнаженной грудью. Мария стала наблюдать за супругом и очень быстро сделала весьма неутешительные выводы: Карл изменяет ей с фрейлиной…

Впрочем, горевала она недолго. Добрая и снисходительная по натуре, королева смирилась с изменой мужа, стала поддерживать дружеские отношения с его любовницей и часто одаривала ее подарками. Дамы вместе гуляли, слушали музыку, вели светские беседы и обедали, что очень радовало Карла VII.

В течение нескольких лет король, судя по отзыву папы Пия II, «не мог прожить и часа без своей прекрасной подруги и был явно больше озабочен совершенствованием своего любовного мастерства, чем ведением государственных дел».

В результате к 1448 году Франция задыхалась под бременем чрезмерных налогов, а Агнесса Сорель имела к этому времени троих детей. Ее влияние на короля Карла было безграничным. Именно она убедила его возобновить военные действия против англичан, которые завершились освобождением Нормандии. От короля Агнесса получила титулы дамы де Боте-сюр-Марн, Иссуден, Вернон и Рукесезьер, но по первому титулу ее называли Дама красоты («боте» – по-французски красота).

У них родились четыре дочери, которых король безоговорочно узаконил. Они носили родовое имя Валуа. Агнессе приписывают введение таких новшеств, как ношение бриллиантов некоронованными особами, изобретение длинного шлейфа, а также введение моды на весьма вольные наряды, обнажающие одну грудь. Ее непосредственное поведение и открытое признание связи с королем часто вызывало негодование некоторых придворных, однако ей многое прощалось благодаря защите монарха и ее совершенной красоте, о которой даже Папа Римский говорил:

«У нее было самое прекрасное лицо, которое только можно увидеть на этом свете».

После последних родов в январе 1450 года Агнессе внезапно стало плохо, ее мучили бесконечные боли в желудке. Предчувствуя скорую смерть, она пожертвовала церкви немалые средства и все время каялась в своей грешной жизни. Она умерла 9 февраля 1450 в муках, и королю не осмелились показать ее тело, так оно было изуродовано болезнью.

Фаворитка скончалась так неожиданно, что в народе говорили:

«Агнесса Сорель была отравлена». Странные симптомы ее последней болезни наводили и короля на подобную мысль. В этом преступном деянии обвиняли дофина, будущего Людовика XI. Сразу вспомнили о том, что наследник престола всегда презирал Агнессу Сорель, влияния которой на короля опасался, и что однажды в Шиноне, выйдя из себя, даже отвесил ей пощечину, прокричав: «Клянусь Богом, от этой женщины все наши несчастья!»

Летописец Монстреле отмечал:

«Ненависть Карла VII к Людовику привела к тому, что принц неоднократно бранил своего отца и выступал против него из-за красавицы Агнессы, которая была в большей милости у короля, чем сама королева. Поэтому дофин ненавидел фаворитку и со злости решил ускорить ее смерть...»

После смерти фаворитки прошло восемнадцать месяцев, когда Жанна де Вандом, придворная дама, подтвердила под присягой, что Агнессу Сорель отравил… королевский министр финансов. Карл VII немедленно назначил расследование. Через неделю Жака Кера арестовали, и он предстал перед судом. Министр финансов, один из самых главных приближенных короля и один из самых близких и верных друзей Агнессы, был брошен в тюрьму. Правда, несколько месяцев спустя ему удалось бежать, и он направился в Рим, где его приютил сам Папа.

После смерти фаворитки Карл VII, который был «от природы страстным и галантным кавалером», нашел новую любовницу – Антуанетту де Меньле, двоюродную сестру Дамы де Боте. Проявив благоразумие, он решил узаконить присутствие при его дворе этой красавицы и женил на ней Андре де Виллекье, одного из своих близких друзей, который вел себя, как надо: закрывал глаза на неверность супруги.

Меленский Диптих Жан Фуке написал в середине 15 века, но многие готовы поверить, что это современная работа, когда видят правую часть с Богоматерью.

Жан Фуке — Меленский Диптих, 1450-1452

Застывшие формы, несколько неестественная поза младенца и необычный тон кожи героев и, конечно, обнаженная грудь сразу выбивают нас из привычных воспоминаний об образе Мадонны с Христом. А красные и синие ангелы вокруг создают потрясающий контраст по отношению к роскошному оттенку кожи матери и младенца, усиливая ощущение условности и нестандартности образа. Это такая фантастика в 15 веке ?

Живые, насыщенные и очень необычные оттенки отражают гербовые цвета французского короля: красный, синий и белый.

Кстати, еще в 1919 году известный исследователь Йохан Хейзинга назвал эту работу декадансом позднего средневековья . Он посчитал, что такая вседозволенность в изображении свидетельствует об упадке нравов и духовности в то время.

Многие исследователи сходятся во мнении, что в лике Богоматери проглядывают черты обожаемой любовницы Карла VII — Агнессы Сорель. Подробно о ней я расскажу чуть позже, а пока я отвечу на популярный вопрос:

“Обнаженная грудь! Как так?”

В обществе крепко засело убеждение, что чем дальше мы углубляемся в историю, тем целомудреннее одевались дамы. Мода эпохи Возрождения — частичное опровержение этому.

Агнесса Сорель в 15 веке вводит моду на глубокий вырез платья, слегка сдерживающий грудь. Позж е появляется на публике в платье поинтереснее — одна грудь целомудренно закрыта, а другая — полностью оголена. Следуя модным тенденциям, Лукреция Борджиа задает тенденцию на “блуждающий вырез” — настолько свободный, что при движении оголяет то одну грудь, то другую. А королева Франции Екатерина Медичи пошла еще дальше и ввела моду на 2 округлых выреза на платье и полностью обнаженную грудь.

Больше всего ценилась высокая и белоснежная грудь. Ее даже поэтично называли “сахарные головы наслаждения” . Дамы, не одаренные формами, прибегали к помощи поднимающих корсетов и лифов. А на туалетных столиках появляется косметика не только для лица, но и для груди — пудра для кожи и помада для сосков.

В 16 веке мода на обнаженную грудь приобретает не только эстетический, но и практический аспект. Молодые девушки на выданье демонстрируют свои прелести, а скромность и нежелание оголять грудь вызывают насмешки “Если стыдиться, значит нечем похвастаться” . Прикасаться и целовать женскую грудь тоже считается вполне приличным.

Поначалу изображение полностью обнаженной груди было одобрено только в античном или религиозном контексте. Поэтому на портретах эпохи Возрождения в образах Дианы, Венеры или Мадонны современники узнавали первых модниц, жен и любовниц именитых особ. На портрете мадам Сорель в образе Мадонны как раз отображена модная тенденция на одну открытую грудь. Только платье Мадонны сшито по последнему писку французской моды того времени, а ассоциации возникают отнюдь не религиозные.

Оголять лодыжки при этом считалось неприличным.

Саймон Верелст — Нелл Гвин
Бартоломео Венето — Флора

Мода на обнаженную грудь продержалась вплоть до 18 века, правда в более сдержанных воплощениях. Есть мнение-байка, что с груди королевы Франции Марии-Антуанетты даже сделали слепок для бокала . Но его опровергают специалисты, утверждающие, что все же такой бокал был изобретен столетием раньше в Англии:)

Агнесса Сорель, Дама Красоты

А теперь — потрясающая история Агнессы Сорель. Она стала первой официально признанной любовницей монарха. Главная красавица 15 века, повлиявшая на судьбу не одного мужчины, а всей Франции.

Агнесса Сорель и Карл VII

Существует мнение, что короля Карла VII и Агнессу познакомила, как ни странно, его теща. Она частенько приводила ко двору хорошеньких фрейлин, чтобы иметь через них влияние на высоких чинов и казначеев. Через свою дочь — Марию Анжуйскую — знатная дама не имела влияния на короля.

Карл VII в первый же день знакомства был пленен красотой Агнессы Сорель. Вскоре при дворе уже вовсю обсуждали новую любовницу короля, одна Мария Анжуйская, казалось, ни о чем не догадывается.

Сомнения в верности мужа появились, когда она увидела в залах дворца Агнессу, прогуливающуюся с одной обнаженной грудью. Высоконравственная Мария была задета и оскорблена подобным поведением придворной дамы.

Мария Анжуйская

Её опасения подтвердились, когда мадам Сорель забеременела. В день родов Карл VII не находил себе места и ужасно переживал за возлюбленную. Мария Анжуйская удалилась в свои покои и прорыдала несколько дней. После чего успокоилась и решила подружиться с любовницей мужа.

Спустя время королева уже щедро одаривала Агнессу Сорель драгоценностями и мехами, они вместе ездили на охоту, доверяли друг другу самые сокровенные тайны и даже обсуждали государственные дела. Карл VII, я полагаю, был в восторге:).

Прошло несколько лет, король по-прежнему не мог и часа прожить без своей фаворитки. Он одаривал ее драгоценностями, нарядами и замками. И, наконец, наградил титулом Dame de Beauté - Дама Красоты , который навсегда закрепился за Агнессой Сорель. Взамен мадам Сорель отблагодарила короля тремя дочерьми, которым он, несмотря на протесты родственников, подарил родовые титулы.

Что касается инноваций, то Агнесса не ограничилась модой на дерзкие наряды. Она сделала возможным ношение бриллиантов всеми женщинами, которые могут себе это позволить.
⠀
Дело в том, что до появления Дамы Красоты бриллианты разрешалось носить лишь мужчинам из монаршего рода.

Кроме того, Агнесса впервые ввела моду на длинный шлейф платья . Церковь моментально заклеймила его “дьявольским хвостом” и запретила носить дамам благородного происхождения. Мадам Сорель это нисколько не смущало и шлейф ее платья порой достигал пяти метров.
⠀
Ее называли безрассудной женщиной легкого поведения, а придворные фрейлины отказывались находиться в одном обществе с такой распущенной дамой.
⠀
Тем временем Агнесса Сорель скупала самые дорогие ткани и меха, заказывала платья столь тесно облегающие фигуру и столь дерзко открывающие грудь, что аристократки не могли сдержать возмущения. Но, не в силах бороться с заинтересованными взглядами своих мужей в сторону прелестей мадам Сорель, дамы вынуждены были обновить гардероб по примеру королевской фаворитки. Так Агнесса Сорель победила в битве с церковью и приличиями .

Агнесса Сорель и Карл VII

Приближенные Карла VII напрасно говорили ему про огромные затраты на ткани и драгоценности. Король был больше озабочен настроением возлюбленной, нежели государственными проблемами:

«Если у Прекрасной Дамы будут платья, расшитые золотом, у нее будет хорошее настроение. Если у нее будет хорошее настроение, у меня тоже будет хорошее настроение. Если у меня будет хорошее настроение, хорошее настроение будет у всей Франции. Стало быть, у Франции есть прямая нужда в прекрасных платьях!».

Образ жизни королевы и безграничное обожание короля, тем не менее, не сделали Агнессу Сорель счастливой. Зная, что ее винят в бедности страны и в нескончаемой войне с Англией, она принялась тратить баснословные средства на пожертвования нищим и дары монастырям. Но напрасно — народ видел в ней лишь воплощение алчности и причину, по которой король забыл о своей стране.

Болезни, огромные налоги и столетняя война с Англией — во всем этом народ винил Агнессу Сорель. Тем временем Англия захватила северную часть страны, в том числе и Париж, а народ был недоволен трусостью и бездействием короля. Была недовольна и сама Агнесса , чувствуя ответственность за судьбу Франции.
⠀
Ненадолго пришла удача в виде Орлеанской девы — Жанны д’Арк — было заключено перемирие, но большая часть владений Карла VII оставалась в руках англичан.
⠀
Тогда Агнесса Сорель проявила величайшую хитрость (или мудрость?) и рассказала Карлу VII, что якобы по предсказанию астрономов ее полюбит самый храбрый и мудрый правитель на свете . А так как удача на стороне Англии, она вынуждена покинуть двор и отправиться в качестве трофея к английскому королю. Такое заявление не на шутку разозлило и расстроило Карла VII.
⠀
В течение нескольких месяцев король вернул Франции все захваченные англичанами земли и положил конец столетней войне. Так слабовольный правитель, которого мать в детстве окрестила “гусёнышем” , вошел в историю как Карл Победитель.
⠀
Но Агнесса Сорель не увидела триумфа возлюбленного. Она, будучи на седьмом месяце беременности, приехала к Карлу VII на передовую, чтобы сообщить о готовящемся против него заговоре. Но уже начались роды, и она была в настолько плохом состоянии, что король принял это за бред умирающей. А заговор действительно был, но его побоялись воплотить в жизнь после отважного поступка королевской любовницы.

Мадам Сорель подарила Карлу VII четвертую дочь и вскоре умерла в возрасте 25 лет .

В 2004 году ученые из Франции исследовали останки Агнессы Сорель и обнаружили в волосах большое содержание ртути . По одной из версий ее отравил Людовик XI — сын Карла VII — при жизни он не любил фаворитку отца и не понимал, почему его мать должна мириться с таким положением. Но доказательств этому найдено не было. К тому же ртуть в то время содержалась в косметике, которой с удовольствием пользовались придворные дамы, и в препаратах для облегчения родов.

Гробница Агнессы Сорель

Как вам история? Какое отношение сложилось у вас к мадам Сорель?

Ну и не могу не вернуться к живописи несмотря на увлекательные истории:)

Женщина в синем платье и белой горностаевой мантии смотрит на сидящего на коленях младенца с выражением некоторого грустного недоумения. Несмотря на то что главным на картине должно быть божественное дитя, зрителя не покидает ощущение, что этот толстый суровый ребенок — такой же «декоративный антураж», как смело залитые красным и синим светом ангелы, окружающие золотой трон богоматери, а действительно важна здесь только она — хрупкая женщина с неправдоподобно тонкой талией, белоснежными плечами и совершенными полушариями широко расставленных грудей, одна из которых полностью выглядывает из расшнурованного корсажа. Некоторые искусствоведы называют эту картину «кощунственной мадонной». Впрочем, и «великолепным образчиком соединения светской и религиозной живописи» называют тоже.

Эта двухчастная картина была заказана королевским казначеем Этьеном Шевалье живописцу Жану Фуке. Левая створка диптиха, ныне хранящаяся в Берлине, для исследователей абсолютно ясна — на ней изображен заказчик, Этьен Шевалье — молитвенно сложив руки, он стоит на коленях рядом со своим небесным покровителем — святым Стефаном. Сомнения не вызывают ни герой (его имя написано золотом на одной из колонн), ни время создания (ок. 1450 г.), ни авторство (стиль Фуке весьма узнаваем), ни даже какую именно книгу держит святой Стефан — это Евангелие из библиотеки заказчика сохранилось до сих пор.

Совершенно иное впечатление производит правая часть картины, находящаяся ныне в Антверпене, — невероятно отважная по цвету, предельно стилизованная и абсолютно не способствующая умиротворению и благочестию.

На самом деле не существует никаких документов, точно сообщающих, кто стал прообразом для мадонны с правой створки. По предположению некоторых исследователей, лицо пресвятой Девы было написано с супруги казначея — Катрин Бюде, но гораздо чаще Меленский диптих связывают с именем фаворитки короля и покровительницы Этьена Шевалье — Аньес Сорель (Агнесса Сорель).

У сторонников второй версии с аргументами лучше — нет ни одного достоверного портрета Катрин Бюде, а изображений королевской возлюбленной сохранилось множество: портреты работы неизвестных художников, отличный карандашный набросок, выполненный все тем же Фуке, портрет работы Франсуа Клуэ (родившегося после смерти Аньес Сорель), несомненно выполненный по портретам более ранних мастеров, скульптурный портрет на могиле и даже... игральная карта (потому что считается, что на всем нам знакомой классической игральной колоде Дама червей («Дама сердец») символизирует именно Аньес Сорель). Кроме того, одежда мадонны соответствует моде, заведенной при дворе Аньес Сорель, а красные и синие цвета, окрашивающие лица ангелов, — несомненная отсылка к цветам короля.

Если сторонники «версии Сорель» правы, то с XV века сильно изменились — лицо «меленской мадонны» можно назвать миловидным, но никак не «самым красивым, какое только можно увидеть» (так о ней отозвался Папа Пий II), — гладкое, полудетское личико с длинноватым носом, маленьким пухлым ртом и высоким, подбритым по моде лбом, который венчает высокая золотая корона, унизанная крупным жемчугом.

Новая старая сказка

Хотя лучше на время забыть склоки ученых и начать историю сначала. Итак, давным-давно, примерно в 1421 году, в старой недоброй Франции родилась девочка... Почему в «недоброй»? Потому что «доброй» старая Франция не бывает даже в сказках. Во всяком случае, в неадаптированных для детей версиях — то мама принца из «Спящей красавицы» оказывается злой великаншей, то золушкиным сестрам родная мама ноги подрезает, чтобы в туфельку влезли. Но тут хоть понятно — влезешь в туфельку — выйдешь замуж за принца.

Нашей героине на такие жертвы ради принца идти не пришлось. Впрочем, замуж за него она тоже не вышла, потому что он уже был женат, да и не принц, а целый король. Жизнь короля Карла до встречи с Агнес была очень интересной, но не слишком счастливой — для начала он был хилым, некрасивым и нелюбимым сыном безумного короля и чрезвычайно любвеобильной матери. Потом он был пешкой в политических играх своих матери и тещи (в процессе которых мать объявила его незаконнорожденным), потом — внезапным (и совершенно к этому неготовым) претендентом на престол, потом — тем самым неблагодарным королем, позволившим англичанам сжечь , которая буквально мечом добыла ему трон.

Вы уже заметили, что с ранней юности судьбу этого мужчины постоянно вершили сильные женщины?

Любовь и шпионаж

Когда король встретил Аньес Сорель, ему был 41 год (для середины XV века возраст более чем почтенный), а ей... строго говоря, тоже немало — целых 22 года (учтите, что замуж в те времена выходили в 15, а то и в 13, и к 22 успевали родить трех-четырех детей и растерять в родах половину красоты). Каким чудом всеми признанная красавица дожила до столь почтенного возраста, не выйдя замуж, мы не знаем — вероятно, причина в том, что с 15 лет она служила фрейлиной при дворе Изабеллы Лотарингской, королевы Сицилии. Считается, что на это место дочь не слишком знатных дворян, владевших обширным, но малодоходным поместьем, пристроила тетка. За несколько лет, проведенных при дворе Изабеллы, юная Аньес научилась играть на лютне и арфе, декламировать, танцевать и в совершенстве пользоваться косметикой.

Уезжая в путешествие, королева Изабелла «передала» талантливую фрейлину королеве Иоланде Арагонской — своей свекрови и теще Карла VII.

Новая покровительница Аньес — «женщина с мужским сердцем» и «одна из женщин, сделавших Францию» — была большой любительницей политических игр. Кстати, именно ей приписывают создание «летучего эскадрона любви» — целого шпионского отряда из очаровательных девиц. Считается, что именно Иоланда организовала встречу зятя с будущей фавориткой — не столько для слежки, сколько для влияния. Влиять на Карла через дочь королеве было сложновато — по словам современников, Мария Анжуйская, родившая Карлу множество детей, не отличалась ни грацией, ни приятностью обращения и обладала внешностью, способной (по ехидному замечанию некоего Шастелье) «даже на англичан нагнать страху».

Прекрасная Аньес

Первые ухаживания Карла Аньес отвергла, демонстрируя испуганную скромность, — учитывая специфическую внешность короля, вряд ли ей пришлось особенно сильно играть нежелание. Карл был неглуп и хорошо образован, но, родившись «гадким утенком» (родная мать звала его «гусенком»), в лебедя так никогда и не превратился. Впрочем, через некоторое время скромница все-таки сдалась. Кстати, слово «скромница» применительно к Аньес Сорель смело можно употреблять без кавычек — несмотря на то, что за пять лет связи она родила королю трех дочерей, по словам придворных, «никто и никогда не видел, чтобы государь касался Аньес ниже подбородка». Если вдуматься — это совершенно невероятная ситуация, учитывая публичность жизни тогдашних монархов и количество любопытных глаз в любом дворце. Зато, не демонстрируя публично физическую близость с королем, себя фаворитка демонстрировала с великолепной смелостью. Хронист Жорж Шателен писал: «Она носила шлейфы, на целую треть превосходившие по длине шлейфы принцесс этого королевского дома, а головные уборы ее были в полтора раза выше допустимого, платья же — непомерно дороги ». А другой современник — архиепископ Жан Жувенель дез Юрсен — сообщал, что, закрывая лицо вуалью, «она придумала разрезы на платье, сквозь которые видны соски или вся грудь ». Именно благодаря «прекрасной Аньес» в моду вошли платья с невероятно низким декольте и манера распускать шнуровку корсажа, обнажая одну грудь.

Вот так о «фасоне a la Sorele» писали поэты:

Если женщина пригожа,

Ее бела и нежна кожа,

Пусть скажет, чтоб ее портной

Оформил вырез ей такой,

Что плечи смело открывает,

Грудь до предела оголяет.

Ведь если грудь обнажена,

То привлекательней она.

Помимо более чем смелого декольте, возлюбленная короля позволяла себе носить шестиметровый шлейф (на метр длиннее, чем у королевы) и бриллианты (также бывшие королевским камнем).

Золотое шитье для нужд Франции

Понятно, что все вышеперечисленное не вызывало к ней особенной любви ни придворных, ни народа, и те и другие упрекали ее в «унижении королевы» (хотя сама Мария с Аньес всегда была довольно любезна), разорении казны (не без справедливости — король делал возлюбленной множество подарков, от украшений до земель, и пожаловал ей сеньорию Боте-сюр-Марн с правом ношения этого имени, а затем и другие владения — замок Иссуден в Берри и владение Вернон в Нормандии).

Отдельное раздражение у знати и церкви вызывало стремление знатных дам подражать фаворитке в нарядах — священников удручали прихожанки, разряженные с греховной суетностью, дворян — необходимость лишних трат на гардероб и украшения жен, невест и возлюбленных. Изменения, введенные в моду Аньес, касались в основном деталей — глубины выреза, тугости шнуровки, длины шлейфа, высоты и вычурности головного убора, ценности ткани, кружева и меха, тонкости вуали... Многие из этих суетных вещей — тонких, шелковых, златотканных — привозились из-за границы и стоили немалых денег. Красавицы блистали, их мужья платили, а уже упоминавшийся выше архиепископ Жуневиль дез Юрсен писал его величеству, что дамы его двора видом своим теперь напоминают «выставленных для продажи крашеных ослиц ». Негодование святого отца вызывали и «адские окна, сквозь которые выглядывают их груди », и длинные шлейфы, на которые уходит множество драгоценной материи, и то, что «все эти излишества, заведенные теперь при дворе, сказываются на увеличении сеньорами податей и налогов с бедняков ». Взывая к разуму короля, дез Юрсен цитировал ему выдержки из Королевской книги расходов, в которой всякое требование к казначею заканчивалось припиской: «На нужды Франции». — Какая у Франции нужда в нижних рубашках, расшитых золотом ? — упрекал короля архиепископ. — Если у Прекрасной Дамы будут платья, расшитые золотом, у нее будет хорошее настроение. Если у нее будет хорошее настроение, у меня тоже будет хорошее настроение. Если у меня будет хорошее настроение, хорошее настроение будет у всей Франции. Стало быть, у Франции есть прямая нужда в прекрасных платьях , — отвечал король.

Еще одной причиной нелюбви Франции к фаворитке было то, что она отвлекает короля от государственных дел. Последнее обвинение было более чем несправедливо — ведь именно Аньес побудила Карла к возобновлению заброшенной войны с Англией, сказав, что ее сердце может завоевать только настоящий рыцарь, способный на великие подвиги. Впрочем, и из средств, доставшихся прекрасной Аньес от «разорения казны», немалые суммы шли на благотворительность и в дар церкви.

Закономерный финал

Сложно сказать, по собственному желанию или по слову Аньес, но в июле 1449 года Карл возобновил военные действия, а в 1450 одержал победу под Форминьи, вернув Франции Норманские земли. Еще через три года, без формального подписания каких-нибудь договоров, завершилась Столетняя война.

Впрочем, возлюбленная Карла эту победу уже не увидела. По легенде, в январе 1450 года она, глубоко беременная, приехала в аббатство Жюмьеж, чтобы предупредить находящегося там короля о заговоре. Вскоре после этого она родила недоношенную дочь и в феврале скончалась сама.

Конечно, роды в те времена были нередкой причиной гибели молодых женщин, но смерть прекрасной Аньес вызвала массу подозрений и пересудов, и громче всего звучало слово «отравление». Первым подозреваемым стал сын короля — дофин Людовик, ненависть которого к фаворитке была общеизвестной, но официальное обвинение почти два года спустя было предъявлено Жаку Керу — королевскому казначею и поставщику. С Аньес Сорель его связывали деловые отношения — он снабжал ее редкими мехами и дорогими привозными тканями. Обвинение против негоцианта выдвинула Жанна де Вандом — одна из придворных дам, задолжавших ему денег. После того как Жак Кер был арестован, нашлось множество придворных, желающих свидетельствовать против него (и все они, как вы вероятно догадываетесь, тоже были ему должны). В конце концов Жака признали виновным, но не в отравлении, а, говоря современным языком, в «финансовых махинациях», и заключили в тюрьму, откуда он, впрочем, успешно бежал.

Аньес Сорель погребли в капелле Нотр-Дам в Жюмьеже с почестями, подобающими только членам королевской семьи. Король выкупил у наследников украшения, которые он дарил возлюбленной, — они обошлись ему примерно в сто килограммов золота.

Позже тело Аньес Сорель было перенесено в замок Лош, в коллегиальную церковь Нотр-Дам де Лош, известную сегодня, как церковь Сент-Урс, которой Агнес завещала 2000 экю.

Король, погоревав над покойной возлюбленной, приблизил к себе ее кузину — по слухам, чрезвычайно похожую на Аньес. Вскоре эту фаворитку сменила еще одна, и еще — одним словом, Карл пустился в поиски «одной из многих», которые так никогда и не увенчались успехом.

Гробница мертвой красавицы

Когда после смерти Карла VII на трон взошел Людовик XI, известный своей нелюбовью к фаворитке отца, монахи церкви Сент-Урс попытались добиться у него разрешения перенести захоронение Аньес в замок, чтобы «не осквернять телом грешницы святость места». Вероятно, они были немало удивлены, когда Людовик ответил, что не возражает — если они предварительно вернут все средства, пожертвованные грешницей церкви. Естественно, после этого тело прекрасной Аньес оставили в покое — в саркофаге из черного мрамора, под плитой, на которой была изображена она сама, лежащая в окружении ангелов, с двумя агнцами у ног.

В этой гробнице мертвая красавица оставалась до самой Революции, когда ее надгробие, принятое за могилу святой, было разбито. Впрочем, некий господин Пошоль не позволил уничтожить ее останки, и в 1806 году они вернулись под реставрированный памятник. В ноябре 2004 года останки Аньес Сорель исследовала группа ученых, подтвердив и тождественность внешности сохранившимся прижизненным изображениям, и несомненные следы отравления ртутью. Впрочем, ртуть в те времена применяли и как лекарство — в частности, для облегчения родов.

Удивительно, но «прекраснейшая женщина Франции» не удостоилась даже упоминания в вийоновской «Балладе о дамах былых времен» (в отличие от своей современницы Жанны д"Арк, про которую Франсуа Вийон не забыл). Но и без прямого упоминания эта баллада как нельзя лучше иллюстрирует ее короткую и великолепную жизнь.

ПЕРВАЯ ЛЮБОВНИЦА ФРАНЦИИ

Журнал "Gala Биография"

Карл VII с детства был болезненным и хилым ребенком и королем стал по чистой случайности. Он получил прозвище победитель и ощутил собственное могущество лишь после встречи с Агнес Сорель, ставшей первой в истории Франции официальной любовницей монарха. " Я взошел на престол милостью бога, но осознал себя королем милостью прекрасной Агнес",- говорил Карл VII.

К арл VII легко говорил о власти женщины над собой, и это невозможное, уничижительное для всякого мужского, а уж тем паче монаршего достоинства признание не наделало скандала лишь по одной причине. Вся мужская половина двора, от архиепископа до ловчего, сходилась во мнении, что милости прекрасной Агнес если и не превосходят, то вполне сопоставимы по значимости с королевскими регалиями. Грудь ее весомей королевской чаши, стан величественнее скипетра, локоны нежнее и мягче горностаевой мантии. А уж обладание всем этим великолепием вкупе способно кого угодно исполнить державной силой и величием. К чести красавицы нужно заметить, что никто из придворных не сподобился лично убедиться в справедливости своих предположений. Наверняка знал только Карл. Гусеныш Карл, милостью прекрасной Агнес осознавший себя Карлом VII Победителем.
Гусенышем его прозвала мать. Изабелла Баварская, женщина неглупая, остроумная, но, увы, начисто лишенная материнского инстинкта. Даром что произвела на свет 12 детей. Детей Изабо производила на свет так же, как бы любая простолюдинка пекла пироги или вязала чулки, или занималась каким-либо еще рутинным женским трудом, вмененным ей в обязанность. Ровно с той же степенью вдохновения и интереса. Карлу выпала безнадежная доля родиться одиннадцатым ребенком в семье. Королевская генеалогическая книга датирует это событие 22 февраля 1403 года.
Дитя появилось на свет хилым, с непомерно длинной синюшной шеей и фамильным носом Валуа, довольно странно выглядящим на младенческом личике. От слабости ребенок не мог кричать, только издавал горлом какие-то странные шипящие звуки. «Гусеныш», - припечатала Изабелла, и это прозвище осталось за Карлом на долгие-долгие годы. Такова традиция -все мужчины королевской семьи непременно имели прозвища, и далеко не всегда эти прозвища льстили их самолюбию.
К примеру, отец Карла, Карл VI, носил прозвище Безумный. Увы. это была не метафора, а диагноз. В возрасте тридцати лет Карл VI неловко упал с лошади, ударился головой и с тех пор периодически впадал в состояние безумия, а именно: воображал себя хрупким драгоценным сосудом и страшно боялся, что его уронят. По этой причине знакомство отца с сыном было отложено на довольно значительный срок. Оно состоялось, когда младшему Валуа исполнилось уже четыре года. И хотя доктора дали заключение о том, что король пребывает в состоянии просветления, встреча с ним напугала малыша до истерики. Гусеныша увели и с тех пор держали подальше от родительских глаз. Тщедушный, некрасивый, угрюмый мальчик не тешил родительское сердце, а иных причин заботиться о его развитии и воспитании у короля с королевой не было. Вероятность того, что ребенок станет дофином, то есть престолонаследником, была ничтожна - здесь Карла опережали старшие братья. Словом, у нашего героя было трудное детство и весьма скромные перспективы на будущее. Данный ему титул герцога Пуатье не сулил ни славы, ни большого богатства...

Н еожиданно для всех интерес к мальчику проявила Иоланта Арагонская. Номинальная королева четырех королевств - Арагона, Сицилии, Иерусалима и Неаполя - герцогиня Анжуйская приходилась Карлу дальней родственницей, кажется, внучатой племянницей его деда Карла V. Возможно, эта женщина, которую хроникер королевского дома Бодиньи величал не иначе как «наимудрейшей и наипрекраснейшей из всех христианских принцесс», и впрямь обладала необыкновенной прозорливостью, а может, она просто пожалела мальчика. Но в 1413 году, когда Карлу было всего 10 лет, Иоланта встретилась с Изабеллой Баварской, которую, к слову сказать, терпеть не могла, и подписала с ней соглашение, согласно которому их дети, то есть Карл и Мария Анжуйская, должны вступить в брак. До наступления брачного возраста мальчик поступал под опеку Иоланты.
Изабо была только рада такому повороту событий. К тому времени супруг ее окончательно лишился разума, и для Изабеллы наступила очень непростая, но вместе с тем необыкновенно увлекательная жизнь. Чтобы понять, насколько непростая и до какой степени увлекательная, нужно иметь представление о политической обстановке того времени. На фоне перманентной войны с Англией, истоки которой уходят аж в Х1-Х11 века, во Французском королевстве разразилась гражданская война: партия бургуньонов против партии ар-маньяков. Обе стороны желали одного и того же - власти, то есть реальной власти при номинальном и бездеятельном короле. Обе были примерно равны по силам. Обе искали союзника, способного обеспечить им перевес. И обе нашли его в лице английского двора. У англичан между тем имелся свой расчет. Англия, имевшая в то время на территории Франции значительные владения, мечтала объединить оба государства под своей короной. Поэтому англичане попеременно заигрывали то с бургуньонцами, то с арманьяками.
Изабелла же, как наиболее близкая пока еще правящему королю особа, была интересна всем. И ей были интересны и те, и другие, и третьи. Причем увлекалась она не только политическими интригами, но и любовными утехами. До детей ли тут!
Словом, Карл переехал в Анжу, к Иоланте. Будущая теща, не в пример родной матери, уделяла много внимания развитию и воспитанию мальчика. Обнаружив в нем склонность к гуманитарным наукам и музыке, Иоланта сделала все, чтобы развить его таланты С искоренением недостатков дело обстояло хуже. Дело в том, что Карл был, как бы это сей час сказали, абсолютно неспортивным мальчиком. В седле держался неловко, фехтовал не изящно, ходил и то кособоко. Но Иоланта не отступала. Она будто предвидела, что очень скоро все это ему пригодится.
Хотя откуда она могла знать, что в 1415 году неожиданно скончается старший брат Карла, а через год за ним последует второй дофин - оба цветущие юноши. И вот уже Изабелла призывает наследника ко двору. Но 14-летний подросток даже по меркам Средневековья еще не вполне мужчина, он еще не принимает самостоятельных решений. Решение приняла Иоланта и выразила его прямо и просто, пренебрегая этикетом, приличествующим в переписке двух знатных особ. «Женщине, у которой столько любовников, дети не нужны. Не для того я кормила и воспитывала мальчика, чтобы вы теперь уморили его под своей опекой, как уморили его старших братьев, или сделали англичанином, как сделались сами, или свели с ума, как его бедного отца. Попробуйте-ка забрать его у меня и вам не поздоровится, бесстыжая вы особа».

И забелла оказалось еще более бесстыжей, чем могла предположить Иоланта. Настолько, что не побоялась публично заявить о том, что дофин - не сын короля. А потому права на престол не имеет. Мало кто тогда поверил Изабелле. Было очевидно, что она лжет в интересах англичан, которые уже окончательно определились в своих симпатиях и действовали сообща с бургиньонами. Что до Карла, то ему, кажется, было решительно безразлично - станет он королем или нет. Но вот предательство матери обидело, еще раз напомнило, что он нелюбимый, ненужный.
Тетушка Иоланта тем временем отправила юношу в Пуатье и велела ему объявить себя регентом. От его имени она составила пылкое обращение к французскому народу, в котором говорилось о том, что правящий король не в себе, его рукой водит продавшаяся англичанам Изабелла, и миссия законного регента Валуа в том, чтобы освободить отечество от иноземцев, навести порядок в королевстве и обеспечить его подданным достойную жизнь. Бесчинства англичан на французской земле были столь кровавы и разорительны, что обращение возымело действие. Арманьяки дружно перешли на сторону Карла.
Впрочем, до законной коронации в Реймсе прошло целых одиннадцать лет. Многое случилось за эти годы. Умер вражеский король Генрих V, умер безумный отец Карл, погиб предводитель бургиньонов, Мария Анжуйская стала женой Карла, и, наконец, самое важное -Бог послал ему Жанну дАрк. Девушка настаивала на том, что ее послал именно Бог, и сделал он это будто бы затем, чтобы она, Жанна, помогла ему свершить справедливость, то есть победить англичан и провести Карла в Реймс для законной коронации. Есть версия, согласно которой весь этот спектакль был срежиссирован тещей Иолантой. Вполне вероятно, хотя бы потому, что кочующий двор Карла и его армия содержались на ее деньги. Но это не главное. Главное, что Жанне все удалось. 17 июля 1429 года Карла короновали в Реймсе. И архиепископ во всеуслышание называл его «помазанником Господа», «сыном Всевышнего», «пастырем народов», «правой рукой церкви», «первым из всех королей Земли, превосходящим в благородстве и святости всех царей Ветхого и Нового Заветов» и так далее, и тому подобное. И все вельможи и простолюдины, князья церкви и знатные люди королевства преклоняли перед ним колени. Что должен был чувствовать Карл в эту минуту? Преданный матерью мальчик, только что с битвой взошедший на трон, чувствовал ли он торжество? Или, может, облегчение? Кто знает. Но, по свидетельству хроникеров, Карл выглядел как человек, испытывающий неудобство. И, по неизжитой детской привычке, то и дело по-гусиному вытягивал шею. У него была большая, лобастая голова, но создавалось впечатление, что корона ему велика. Словом, он мало соответствовал эпитетам, которыми согласно церемониалу «одаривал архиепископ. Гусеныш Карл превратился в Карла VII Победоносного, но, кажется, не осознал себя таковым.

Д есять лет спустя в жизни монарха появилась настоящая любовь. Карл, по меркам времени, был уже немолодым мужчиной.У него уже было пятеро или шестеро детей, рожденных Марией Анжуйской. Супруга не отличалась ни красотой, ни умом, ни приятностью нрава, и Карл наведывался в ее спальню, надо полагать, исключительно из благодарности к теще. Конечно, при дворе было немало прелестных женщин. Но Карл, даром что король, был неловок в обращении с дамами. Известно, что он очень стеснялся своей внешности, не без основания полагая, что фамильные черты Валуа в его облике приняли какое-то уж совсем карикатурное воплощение. Вместе с тем его эстетические критерии касательно женщин были слишком строги и определялись традиционным для средневекового рыцарства культом «бель дам сан мерси», то есть «дамы, не ведающей снисхождения». Средневековая аллегорическая поэма «Роман о розе» давала вполне четкие установки относительно того, как эта самая дама должна выглядеть. Глаза голубые или зеленые, зрачки возбужденно расширены, волосы золотые, длиной до бедер, кожа цвета лепестков лилии, носик маленький, прямой, ротик тоже маленький и пухлый, стан тонкий, грудь небольшая, но высокая. Ради такой женщины стоило ломать копья, сочинять сонеты и совершать прочие безумства. Но такой женщины не было в окружении Карла. По крайней мере, ни одна из них не соответствовала рыцарскому стандарту в точности. Чего-нибудь да не хватало в реестре ее прелестей.

С удьбоносная встреча произошла при неизвестных обстоятельствах. Зато доподлинно известно, что ее организатором была теща Иоланта. Именно ей присывают идею создания «летучего отряда», которую впоследствии взяли на вооружение другие августейшие особы. Идея оказалась сколь проста, столь же и действенна. Иоланта формировала бригаду из красивых, неглупых, а главное - безраздельно преданных своей благодетельнице девиц, устраивала их при дворе, и рано или поздно все они оказывались в постелях знатных вельмож. Девицы, таким образом, получали возможность устроить свою судьбу, а Иоланта - оперативную информацию. Женщины оказались превосходными шпионками, даже лучше монахов-францисканцев. Особенно среди них выделялась Агнес Сорель. Иоланта заметила ее в свите своей невестки Изабеллы Лотарингской, при которой Агнес состояла фрейлиной. Родители девушки не имели ни значимого положения при дворе, ни богатства. Отец, Жан Сорель, занимал скромную должность советника при дворе графа Клермона, мать, Катерина де Меньелай, владела обширным, но малодоходным поместьем де Верней. Главным капиталом семьи была дочь. Прелестная Агнес наверняка смогла бы составить приличную партию, и ввиду этой перспективы статус фрейлины можно рассматривать как отличный старт для 15-летней девушки. Однако Агнес распорядилась предоставленными ей возможностями по-своему. Замуж она не торопилась. Четыре года, проведенные во дворце Изабеллы, стали ее университетами. Агнес училась выразительно говорить, петь, играть на лютне и арфе, распалять мужское воображение изящными позами и жестами. Обладая от природы развитым воображением и хорошим вкусом, она умела одеться так, что куда более знатные дамы в своих роскошных нарядах в сравнении с ней казались простушками. В те времена рыцари уже привезли с арабского Востока пудру, румяна и кармин. Но мало кто из дам света умел деликатно этим пользоваться. Агнес умела и, по свидетельству летописца Жана Шартье, даже давала уроки своей покровительнице. К двадцати годам она оформилась в совершеннейшую красавицу с невероятно тонкой талией и высокой шеей, на которой, как чашечка цветка на стебле, сидела прелестная головка с высоко забранными золотыми кудрями, подбритыми на лбу и висках по моде того времени. Ее лицо с младенчески округлыми щеками казалось ангельски невинным и одновременно порочным. Так что художника Жана Фуке, который запечатлел Агнес в образе Мадонны, сумев передать эту характерную особенность ее лица, даже обвиняли в опасном соединении религиозного чувства с эротическим. Словом, Агнес являла собой идеальный образец «ля бель дам сан мерси». И Карл, конечно, не мог не обратить на нее внимание. На это и рассчитывала Иоланта. У нее не было никакой нужды шпионить за зятем. Но она желала влиять на короля. А неуклюжая дочь ее решительно не годилась для такой деликатной миссии.

И так, Иоланта устроила встречу короля с Агнес. Карл был настолько впечатлен, что вопреки обыкновению сразу пошел на приступ. Но умница Агнес умело изобразила испуг и, обратив к Карлу свою обезоруженную женственность в самой эффектной позе, воззвала к его рыцарской чести.Пришлось отступить. Почти месяц двор обсуждал вздувшиеся вены на висках короля - признак необычайной взволнованности. И вот однажды король вышел к утренней мессе радостным. Он улыбался весь день и весь вечер. Щедро одаривал шутов. Заказал королевскому портному несколько новых нарядов. Словом, вел себя столь необычно, что это его состояние было зафиксировано придворным летописцем. Возможно, летописцу показалось, что Карл сошел с ума, как его отец. А Карл просто влюбился. Очень скоро эта связь стала очевидной для всех. Карл, прежде равнодушный к роскоши, вдруг стал настоящим щеголем. Королевский казначей Жак Кер выписывал для него драгоценный утрехтский бархат и венецианский пурпурный шелк. В те времена мужчины носили короткие одежды. Так вот - наряд Карла почти не прикрывал бедер, что, как не раз отмечали современники, при тонких кривых ногах решительно не шло его фигуре. Но с появлением Агнес Карл, казалось, перестал испытывать какие-либо комплексы по поводу своей внешности. Да и вообще почувствовал вкус к жизни и всякого рода развлечениям для души и тела. Что ни день, то новая забава. То рыцарский турнир, то пиры с трубадурами и менестрелями. И главным украшением, центром всякого собрания неизменно была прекрасная Агнес.
Она обожала наряды и сама задумывала фасоны своих платьев. Одно из них, с асимметричным декольте, полностью обнажавшим левую грудь вошло в историю под названием «прекрасное сокрушение Агнес о своих грехах». И хотя понятия моды как таковой в Средневековье не существовало, Агнес своим примером вдохновляла дам на подражание, а менестрелей на создание поэтических введений, воспевающих новые фасоны:

Если женщина пригожа,
Ее бела и нежна кожа,
Пусть скажет, чтоб ее портной
Оформил вырез ей такой,
Что плечи смело открывает,
Грудь до предела оголяет.
Ведь если грудь обнажена,
То привлекательней она.

А гнес носила шлейфы длиной в шесть метров, хотя сама королева довольствовалась пятью. Она украшала себя бриллиантами, притом что дворцовый протокол дозволял такие роскошества исключительно королеве. Но протокол был пересмотрен в связи с тем, что волею Карла Агнес Сорель получила официальный статус фаворитки. Фаворитка - это больше, чем любовница. Вассалы обязаны оказывать ей королевские почести, она принимает участие в политической жизни двора, имеет право самостоятельно обращаться к королевскому казначею для покрытия своих нужд, а дети, рожденные ею от связи с королем, получают родовое имя короля. Действительно, все три дочери, рожденные Агнес от Карла, получили имя Валуа. А сама Агнес получила королевский замок Боте-сюр-Марн («Красота на Марне») и титул Дамы де Боте, вполне соответствующий ее пленительной внешности, о которой сам Римский Папа говорил, что «это самое прекрасное лицо, которое только можно себе представить».
Впрочем, были люди, на которых чары прекрасной Агнес не действовали. Например, архиепископ Жан Жуневель дез Орсен. Как духовный наставник короля он неоднократно взывал к нему, указывая на расточительность и мотовство его фаворитки и подражающих ей придворных. Благочестивый дез Орсен находил, что дамы двора, хотя и имеют благородное происхождение, видом своим теперь напоминают «выставленных для продажи крашеных ослиц». Он сурово порицал «адские окна, сквозь которые выглядывают их груди» и длиннющие шлейфы, на которые уходит множество драгоценной материи, и справедливо замечал, что «все эти излишества, заведенные теперь при дворе, сказываются на увеличении сеньорами податей и налогов с бедняков». Для наглядности архиепископ приводил выдержки из Королевской книги расходов, в которой всякое требование к казначею заканчивалось припиской «на нужды Франции». Хрустальный сервиз с золотыми листочками - на нужды Франции, перевязи из куницы и горностая - на нужды Франции, нижние рубашки, расшитые золотом, - на нужды Франции... «Какая у Франции нужда в нижних рубашках, расшитых золотом?» - резонно вопрошал владыка. В ответ Карл не без вызова писал своему духовному наставнику: «Если у Прекрасной Дамы будут платья, расшитые золотом, у нее будет хорошее настроение. Если у нее будет хорошее настроение, у меня тоже будет хорошее настроение. Если у меня будет хорошее настроение, хорошее настроение будет у всей Франции. Стало быть, у Франции есть прямая нужда в прекрасных платьях». Разумеется, Агнес получала и платья с золотом, и все, что ей заблагорассудится, а между тем настроение у Франции было не очень.

А нгличане по-прежнему хозяйничали на французской земле. Довольно обширные, стратегически значимые территории оставались под их контролем. Народ катастрофически нищал под гнетом непосильных налогов. И щедрые подаяния, раздаваемые Агнес на нужды церкви и бедняков, никак не уменьшали народной ненависти к королевской фаворитке, совратившей «наихристианнейшего короля» с истинного пути. Вряд ли Агнес одолевали тревоги по поводу будущего Франции, скорее всего, действовала она по наущению Иоланты, однако именно Агнес понудила Карла сменить шитое золотом сюрко на латы и возобновить войну против англичан. Историки поддерживают легенду, согласно которой Агнес будто бы рассказала королю сон, в котором отважный Карл выступил освободителем Франции. Но, проснувшись, она-де вспомнила о том, что Руан, Кан и Шербур по-прежнему во власти проклятых англичан, и это наполнило ее невыразимой печалью. Достоверность этой легенды можно подвергать сомнениям, однако доподлинно известно, что король все-таки отправился в треклятую Нормандию, чтобы оттуда начать наступление на англичан. И сделал это исключительно ради прекрасных глаз Агнес. Для правителя эпохи Средневековья Карл был удивительно не воинственным и арфу предпочитал мечу. Но Агнес имела над ним удивительную власть. Она могла вдохновить его на любое деяние, на любой подвиг. И вовсе не потому, что обладала какими-то особенными качествами. Просто это была его женщина. Для всякого мужчины на этом свете есть женщина, которая способна возвысить его дух, сделать его сильнее. Нужно только найти ее. Карлу повезло - он нашел.

Агнес не довелось отпраздновать победоносное завершение Столетней войны. Она умерла за три года до этого знаменательного для Франции события. Кончина наступила через несколько дней после того, как Агнес разрешилась четвертым ребенком. Девочка родилась слабенькая - и суток не прожила, а вот что касается ее матери, то было похоже, что она умерла не своей смертью. Возможно, ее отравили. По крайней мере, Карл был убежден, что дело обстояло именно так. С чего бы это вот так взять и умереть здоровой цветущей женщине, трижды благополучно рожавшей до этого. И ведь есть свидетельства, что перед смертью бедняжка жаловалась на страшный огонь, пожирающий ее изнутри, а ее прекрасные золотые волосы осыпались с головки, как лепестки растревоженной розы... Под подозрение тотчас попали королевский казначей Жак Кер и старший сын короля дофин Людовик, будущий Людовик XI. Первый числился ее другом, второй - врагом. Но их вина не была доказана.
Агнес Сорель похоронили с почестями, достойными королевской особы. Сердце погребли в капелле Нотр-Дам в Жюмьеже, установив на этом месте роскошное надгробие из черного мрамора и беломраморную статую, изображающую Агнес с молитвенно сложенными руками, в которых заключено ее сердце. Тело упокоилось в коллегиальной церкви при королевском замке Лош.
Вскоре после похорон Карл приблизил к себе двоюродную сестру Агнес Антуанетту де Менье-лай. Она была очень похожа на его покойную возлюбленную, но не могла ее заменить. По свидетельству летописцев, очень скоро появилось еще полдюжины красавиц, «готовых постараться для короля, который так постарался для Франции». Так мало-помалу Карл собрал гарем, которому мог позавидовать сам султан. Содержание толпы молодых развратниц дорого обходилось казне. Карла осуждали за распутство и расточительность. Нельзя утверждать наверняка, но похоже, что Карлом руководила вовсе не неуемная жажда наслаждений. Он тщетно надеялся, что много красивых женщин дадут ему то ощущение силы, то величие духа, которым когда-то одарила его Агнес.